Многие поставили точку в его эпохе ещё раньше – сразу после поражения партии Саакашвили на парламентских выборах. Но, тем не менее, был шанс, что за год между парламентскими и президентскими выборами Грузия передумает и вернёт власть реформатору. Ну, не ему лично – а его сторонникам, читай: его курсу.
Грузия, похоже, не передумала. Вот ничто не смогло Грузию переубедить: ни ухудшение состояния экономики, ни рост преступности, ни политические репрессии, ни откровенное злорадство официальных лиц в Москве, ни беспокойство западных партнёров.
Что же так Грузии-то не понравилось?
Саакашвили делал вроде бы то, что нужно: коррупцию победил, современный государственный аппарат и новый имидж для Грузии создал, с респектабельными лидерами говорил на равных. Так называемые, «рассерженные горожане» в других бывших советских республиках завидовали грузинским успехам и в мечтах примеряли их на свои страны.
Да, при Саакашвили случилась и была проиграна война с Россией. Однако уж в чём, а в войнах Россия – специалист, и терпели поражение в войнах с ней страны и покруче.
Да, при Саакашвили Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии. Однако никто другой – из респектабельных государств – их независимость не признал. И, к тому же, Грузия утратила эти территории ещё до того, как Саакашвили стал президентом. И кто бы ни был президентом вместо него – эти территории было всё равно не вернуть.
В чём же тогда претензии?
На первый взгляд, странное отношение Грузии к Саакашвили следует разделить на две неравные части: на впечатление избирателей от пути Грузии к обывательской норме, который занял бОльшую часть правления Саакашвили, и на впечатление избирателей от пути Грузии после достижения обывательской нормы, который довольно быстро закончился провалом на выборах.
Это ведь легко. Сначала Саакашвили занимался в основном тем, что налаживал нормальную жизнь, то есть элементарно боролся с разрухой. Грузия ему досталась не просто мафиозной страной – эта страна пережила гражданскую войну, невнятное правление Эдуарда Шеварнадзе, совершенно не подготовленного к постсоветской трансформации, да и, наверное, не желавшего коренных перемен. Саакашвили пришлось восстанавливать как власть государства, заканчивавшуюся при Шеварнадзе на окраинах столицы, так и даже, например, банальное снабжение граждан электричеством.
Когда же привычная для обывателей норма жизни была достигнута, Саакашвили пошёл ещё дальше. Он поставил Грузию перед фактом: общество должно измениться. Не просто разбогатеть, не просто стать ещё справедливее и не просто вернуть утраченные территории – а именно на это и подобное был мандат от общества у Саакашвили. Реформатор хотел, чтобы общество изменило свой характер. И вот это, как оказалось, задача больше, чем Грузия хотела решать.
На изменение своего характера общество реформатору мандат не дало и, главное, не простило, что Саакашвили решил действовать по собственной воле и характер общества всё-таки менять.
Поэтому, например, красноречивым является название партии нынешнего лидера Грузии Бидзины Иванишвили – «Грузинская мечта». Большинство избирателей в Грузии – пусть не абсолютное большинство, но решающее на выборах – хочет перемен жизни, но не перемен живущего, то есть не перемен себя. С прежним характером и прежними привычками общество мечтает прийти к новым желаемым условиям – вот за что проголосует Грузия в воскресенье, 27 октября.
И об этом стоит задуматься кандидатам в реформаторы и в других бывших советских республиках. В том числе и в нашей стране.
Какой конкретно запрос на реформы предъявляет общество? Да, люди хотят жить богаче. Люди хотят справедливости. Люди хотят, чтобы властью наделялись персонажи, похожие на евробюрократов, а не на арабских шейхов. Но люди в массе своей явно не хотят некое государство, которое отличалось бы от привычного в нашей культуре государства-папочки.
Вот Саакашвили говорил своим согражданам о компактном государстве. О том, что экономический рост бывает, конечно, и на территории патерналистских государств, но большие надежды подают только государства – поставщики очень узкого спектра услуг. Мол, безопасность инвестиций и низкие налоги, плюс лёгкая правовая система – вот и всё, что нужно для Грузии. И, мол, если человек хочет больше, то это не проблема Грузии, это его личная проблема – пагубное влияние советского прошлого и традиционной культуры, которое человек должен преодолеть во что бы то ни стало.
Иными словами, в правлении Саакашвили был момент, когда стало ясным: реформатор борется за Нового Человека и только как следствие – за новую Грузию. Причём борется так, что противоречит уже даже и Церкви, а это один из тех институтов в Грузии, которым люди доверяют больше всего. И на первых же выборах после этого момента Грузия сказала реформатору твёрдое «нет» – несмотря на все его очевидные и громкие успехи.
В других бывших советских республиках – в том числе и в Украине – кандидаты в реформаторы так или иначе тоже дают понять, что им недостаточно просто сделать жизнь лучше. Они претендуют на то, чтобы оставить после себя страну Новых Людей.
Вот смотришь на них – и видишь: эти кандидаты в реформаторы, если получат власть, не станут играть роль доброго родителя по отношению к своему народу. Слушаешь их – и понятно: эти люди, если получат власть, захотят менять характер общества, а не только условия его жизни. Поэтому-то большинство украинских и, допустим, российских избирателей пока что отдаёт предпочтение, своего рода, аналогам «Грузинской мечты» – силам и лидерам, которые эксплуатируют привычное и только его.
Итак, какой же урок можно извлечь из незавидного конца эпохи Саакашвили? Урок такой: то, что может позволить себе диктатура развития, ни в коем случае не должен даже пытаться позволять себе режим, претендующий на то, чтобы называться демократией развития. То есть реформатору, который зависит от выборов, нельзя посягать на характер и привычки своего общества.
Совок? Okay, пусть будет совок, пока сам не исчезнет. Патернализм? Okay, пусть будет патернализм, пока влияние западной культуры не сделает его вчерашним днём. И никаких ссор с Церковью – если людям она нужна, то, значит, она нужна и реформатору.
